— Скажи мне, чего ты хочешь, малыш. И я тебе это дам. Все до капли, все, что ты только сумеешь вообразить.
— Я хочу… — начала она и тут же умолкла, потому что Стив вновь потеребил жесткими пальцами сосок, вызывая сладостный трепет во всем ее теле, лишая не только голоса, но и рассудка.
Моника оставила попытки что-либо сказать. Удерживая руку Стива на груди, вжалась в его ладонь, чтобы он ненароком ее не убрал. Улыбаясь, Стив выдернул руку, прекратив эту сладкую пытку, от которой пылало все тело девушки.
— Стиви?
— Да? — спросил он.
Его пальцы уже расстегнули первую пуговицу блузки, принялись за вторую, третью. Когда он открыл грудь, Моника изумленно вскрикнула.
— Ты не хочешь, чтобы я тебя раздевал? — спросил Стив.
— Я… Я никогда… Я не знаю…
— Зато знает твое тело. Посмотри. Моника глянула на грудь. Сладко нывшие соски напряглись, словно молили, чтобы их потрогали снова. Стив вновь охватил их пальцами, и Монику с головы до пят обдало горячей волной.
— Без одежды будет еще лучше, — заявил Стив и улыбнулся, вслушиваясь в тихие постанывания девушки. — Дай мне посмотреть на тебя, детка. Я не трону тебя, если ты не захочешь. Хорошо?
Она кивнула, не доверяя своему голосу. Сейчас ей было все равно, что станет с ней делать Стив, только бы томящаяся грудь вновь получила его ласку.
Он не торопясь снял с девушки блузку. Медленно, дразня, провел тканью по твердому, высоко вздернутому кончику груди. И увидел, как прикрылись глаза Моники, услышал ее трепетный вздох, когда теплые струи солнечного света коснулись обнаженного тела.
— Да, — прошептала Моника и слегка выгнулась. — Да. Солнце очень приятно, но ему далеко до твоих рук.
Стив едва не застонал от охватившего его желания. Моника оказалась еще прекраснее, чем он ожидал. Прекраснее, чем это вообще казалось возможным. Грудь округлая, нежная, кожа жемчужно гладкая, а соски — ягодки малины, просто ждут, когда он их попробует.
Моника заметила, как мучительно сжалось тело Стива, как внезапно застыло лицо, когда он взглянул на ее грудь.
— Стиви?
Он вспыхнул, услышав голос, хриплый от той же страсти, что держала его самого уже на последнем пределе. Напрягся так, что с трудом заговорил:
— Ты меня просто заживо сжигаешь. А ведь я тебя едва коснулся. Твое тело сводит с ума. Хочу услышать, как ты выкрикнешь мое имя, когда я дотронусь до тебя там, где еще никто не трогал. Хочу целовать всю и трогать так, как только мужчина может трогать женщину. Но ты так чертовски невинна, что боюсь тебя перепутать, даже просто поцеловав в грудь.
Моника и не пыталась отвечать. Сказанное Стивом лишило ее и слов и дыхания.
— Ты понимаешь, о чем я говорю? — резко спросил он. — Не о нескольких жарких поцелуях, после чего я уеду вниз на ранчо. Я буду трогать тебя так, как ты даже представить себе не можешь. А когда ты будешь гореть и звать меня, я повторю все сначала и ты обезумеешь настолько, что позабудешь свое собственное имя.
Глаза Моники расширились, рот судорожно хватал воздух.
— И тогда я возьму тебя, а ты меня, и мы сольемся воедино в наслаждении, за которое люди убивают и отдают свои жизни, — хрипло договорил Стив. — Понимаешь? Если я дотронусь до тебя так, как ты жаждешь, ты с этого Луга девушкой не уйдешь.
Моника облизнула пересохшие губы. Слова Стива почему-то вызвали дрожь. До этого она не думала ни о чем, кроме наслаждения от поцелуев. А надо было подумать. Пусть наивна, пусть невинна, но не глупа же.
— П… прости меня, — беспомощно промолвила Моника, ненавидя себя за то, что причинила ему боль. — Наверное, я веду себя как ребенок. Увидев ее напряженное лицо, Стив хрипло ругнулся, резко сел и закрыл глаза. Оставь он их открытыми, опять потянулся бы к ней — поцеловал, схватил, поднял, соблазнил, прежде чем она сообразила бы что к чему.
И вдруг он почувствовал на руке ее теплое дыхание, а через мгновение и губы Моники. Она прижала его ладонь к своей щеке. Стив ощутил ее дрожь и неожиданно понял, что Моника охвачена страхом и растерянностью не меньше, чем страстью. Это мгновенно его отрезвило.
— Тут нет твоей вины, — прошептал он и нежно ее обнял. — Это я виноват. Я знал, куда мы идем. Ты — нет. Вот не знал только, что могу так хотеть женщину, как хочу тебя. Это застало меня врасплох. — Стив провел губами по ее щеке, почувствовав слезы. — Не плачь, детка. Все в порядке. Теперь я знаю тебя лучше. Я не сделаю того, чего ты не захочешь. Можешь получить столько моих поцелуев, сколько пожелаешь. Только не бойся меня. Я ничего не возьму у тебя силой. Ты ведь и сама это знаешь, правда?
Эти слова успокоили Монику. Но еще больше успокоили ласковые, нетребовательные поцелуи, которыми Стив осыпал ее лоб, щеки, нос и утолки рта. Вскоре она глубоко, протяжно вздохнула и обмякла на его груди. Стив перекинул волосы Моники себе за спину и пожалел, что одет, — не мог ощутить их нежность, как почувствовал их тяжесть. Тогда, повернувшись, зарылся лицом в светлые душистые пряди.
Моника заметила, какое наслаждение это ему доставило. Она вспомнила, что, когда проснулась, он так же купался в водопаде ее волос. Потом вспомнила, как несколько недель назад он целовал ей ладони, скользил языком между пальцами, нежно покусывал кожу. Представила, что, наверное, так же будет ласкать и все тело… И тут на нее опять нахлынула обжигающая волна. Когда подул ветерок, она даже вскрикнула от его легкого как перышко прикосновения ко все еще обнаженной груди.
— Моника, — прошептал Стив.
Повернувшись, она увидела, что он смотрит на ее грудь.